Тёмная потерна (СИ) - Страница 125


К оглавлению

125

ГЛАВА 19

Прошёл месяц с момента гибели Маши. Именно это событие и никакое другое навсегда изменило мою жизнь. Всё, что было раньше, провал сюда, переделки, в которых я побывал, наша с ней встреча, то счастье, что она мне подарила, даже моё невероятное спасение в ситуации с Мироновым, всё это было ДО. Поворотная точка, это именно тот момент, когда я осознал, что жизнь навсегда ушла из этого обожаемого мною тела. И мне осталось лишь одно — возмездие. Я не имел права умереть, пока живы они. Потом да, потом плевать, потом смысл исчезнет окончательно, но сейчас нет. Ромодановский, Паламарчук, неизвестные мне пока непосредственные убийцы Марии. Я ДОЛЖЕН отомстить!

Месяц я живу в лесах, я стал призраком, партизаном, Онодой Хироо* [* Онода Хироо, 1922–2014 — младший лейтенант японской императорской армии. Получив в конце войны приказ организовать диверсионный отряд, в течение 30 лет вёл партизанскую войну в джунглях на филиппинском острове Лубанг. В 1974 году сдался властям. Умер в 2014, на девяносто втором году жизни]. «Самоубийство запрещено», такой приказ он получил от своего командира. Имелось ввиду сеппуку, ритуальное лишение себя жизни, дабы избежать позора или, как это у них делали старшие командиры, взрезая себе животы накануне сражения — чтобы указать подчинённым Путь. Ему же было приказано организовать диверсионную войну, и он воевал тридцать лет! Я, пока, скитаюсь здесь всего тридцать дней, и я, пока, не убил ни одного человека, но у меня есть План. И первым пунктом в нём значится — стать невидимкой. Про меня не забудут, о нет, я на это и не рассчитываю. Но они должны находиться в неведении относительно моего местоположения. Меня нет. Всё. Умер. Исчез. Растерзан Тварями. Утонул в болоте. Выбирайте любое из списка.

Я перестал ощущать вкус пищи, для меня теперь это просто еда. Я знаю, что должен есть, и есть довольно много, потому что я постоянно двигаюсь. Часть энергии уходит как раз на добывание пищи, но тут у меня есть поблажка — сейчас тепло, и мне ненужно много топлива для обогрева, а в окрестных водоёмах очень много рыбы. Охочусь я только с помощью силков, редко кто попадается, но, всё же, иногда удаётся добыть зайца или рябчика.

Я научился прятаться от Тварей, выбирая погреба в заброшенных деревнях, да, там сыро и часто бывает холодно, но у них не хватает ума выломать крышку. В некоторых я находил Чёрную Траву, и всё равно ночевал там, хотя, скорее, это было полубодрствование. Я знал, что они ходят наверху, чувствовал их своим «барометром настроения», но отбиваться пришлось лишь дважды, благо оружие у меня было. Иногда мои рейды в заброшенные поселения давали удивительные результаты.

Глаз, в данном случае буквально глаз, наловчился подмечать малейшие нюансы, любое отклонение от нормы, и я натыкался на настоящие тайники. Некоторым явно было несколько лет, и спрятанные там консервы заржавели, а грубую ткань «сидора» изгрызли мыши. Другие были свежими, и я стал, например, обладателем немецкой снайперской винтовки с двумя сотнями патронов. В одном погребе был целый склад автомобильных запчастей, таких как свечи зажигания, аккумуляторы, патрубки и прочие расходники. Чей-то источник дохода, и я на него не претендую. А ещё порадовал тайничок с гранатами — восемь РГ-42, зелёных, похожих на консервные банки, собственно это и есть банка, их даже на консервных заводах делали. Эти кто-то заботливо обмазал толстым слоем солидола, а в отдельную бумажку завернул восемь запалов УЗГМ. Спасибо тебе, добрый человек.


Второй день я хожу кругами возле посёлка Паршиково. У Ромодановского тут дача, «заимка», как называли мы этот объект. Небольшой хутор в пятнадцати километрах от Вышинского, рядом такие же «заимки», принадлежащие хорошо поднявшимся коммерсантам. Ну как рядом? До ближайшего комплекса строений, а это, как по типовому проекту, один-два дома, баня, домик для охраны, хозпостройки, высокий забор, увитый неизменной колючкой, метров двести, и всё лесом. То ли мода тут такая, то ли действительно эти люди нуждались в том, чтобы побыть наедине со своими мыслями, на лоне природы, так сказать. Не знаю, да и плевать мне на них, зато я знаю, что Ромодановский тут бывает, и что Паламарчук тоже строит себе «заимку», только в другом месте, попроще. Туда я тоже наведаюсь, просто этот мудак с плохими зубами первый в моём списке, с него и начнём.

Бывшего шефа на даче не было, но кое-что любопытное я углядел. В аккурат под вечер к воротам подкатил грузовик в сопровождении «Виллиса», ворота отворились, машины въехали внутрь, тут я и увидел нечто интересное. Из грузовика вытащили явно связанного человека с мешком на голове. Обращались с ним довольно бесцеремонно, из кузова выбросили, затем, выписав пару пинков, подхватили под руки и утащили в сарай. Ага! Так-так! Как там говорят — враг моего врага мой друг? Не знаю как на счёт дружбы, но это новое неизвестное в уравнении, и я хочу, чтобы оно стало известным.

Проникнуть на территорию «заимки» было сложно, кроме высоченного забора, её охраняли собаки, натуральные цепные псы, которые поднимут хай, едва я подойду на расстояние броска камня. Ну что же, если не можем войти через заднее крыльцо, попробуем через парадное? Людей там сейчас восемь человек, трое из постоянной охраны и пятеро приехали в машинах. Ну и девятый пленник. Теперь вопрос, Ромодановский сам прибудет для общения с ним? Подождём?

Ромодановский не приехал. Ни на следующий день, ни через день. Зато уехали те, кто его привёз. Одного, что вёл себя как главный, я, вроде бы, узнал. Толик Карнаухов, Толя Полуха, в смысле «пол уха», потому что у него была срезана верхняя часть левого уха, как он утверждал — пулей на Чеченской войне, у них тоже такая была. Командир «городской охраны», типа как Коля Крысин у нас был. Надеюсь, Колюня, черти в аду тебя каждый день раскалённой кочергой в задний проход имеют? Два дня они что-то делали тут, периодически заходя в сарай, но пленника оттуда не выводили.

125