— Пистолет?
— Если умеешь стрелять, то тоже выдадут, но вообще наша задача сидеть в машине и ждать. Я в прошлый раз вообще ни разу не пальнул, хотя мужики по Тварями стреляли. Там же как повезёт — можем и несколько часов просидеть, а можем сразу на нехорошее наткнуться, тогда всё, облом, у них, в смысле, надо рвать когти и новый маршрут придумывать, в этом месте уже взбаламутили всё. Мы, соответственно, домой, но с деньгами не кидают, это точно. А из экипировки, ну, да, надо бы прикупить чего-нито, не в этом же ехать. Я вон военную форму на барахолке купил, дёшево и сердито. Ну ботинки возьми, а больше… Фляжку купи, хотя харчи там ихние, кормят нормально. Да вообще, я вот сейчас базарю с тобой и думаю, а чё я как лохопед прямо, надо было на майские сгонять, нормально там.
Уже вечером, ворочаясь на продавленной панцирной сетке, я всё гонял в голове детали нашего разговора, и пытался понять мотивы, толкнувшие меня согласиться на эту авантюру. Дело ведь не в погоне за длинным рублём, хотя финансовая составляющая имеет немаловажное значение. Тут, скорее, дело именно в возможности увидеть возможности, простите уж за тавтологию. Дима не кажется мне совсем уж безбашенным авантюристом, и дураком он не был, отнюдь. И если человек не нашёл способ, как вырваться из рамок местных реалий, то… То, либо это и в самом деле очень сложно, либо он всё же «лохопед». Но взглянуть стоит, стоит.
До выходных я потихоньку врастал в местный быт, осваивал трудное и опасное ремесло оператора лопаты, с тоской смотрел, как утекают денежки, ибо не привык ещё жить в режиме жёсткой экономии, и думал. Думал, думал и думал. С Димой виделись теперь реже, у него режим был день, ночь, два выходных. А в четверг вечером случился у меня небольшой конфликт. Я, как нормальный человек, совершал вечерние процедуры, а именно, чистил зубы, (порошком, между прочим), умывался, глядя на неумолимо отрастающую щетину и думал, насколько тут можно опуститься, чтобы ходить небритым. Нет, не с бородой, а именно, не бритым. Неделю? Дней десять? Суточная и даже двухсуточная щетина тут была нормой, но потом всё равно придётся бриться.
Прогресс, в том числе и в такой области, как брадобрейство, шагнул далеко вперёд. Очень далеко. Особенно это заметно отсюда. Я не говорю про электробритвы, мне они никогда не нравились и вызывали раздражение, есть у меня такая особенность кожи рожи, что область на горле весьма чувствительная, так что я не могу носить ни бороду, ни бриться всякими жужжалками. Фирма Gillette в этом плане избаловала меня ужасно, изобретя и пятилезвийный станок, и нейтральный гель. Здесь же с этим делом всё было печальней. Опасная бритва фирмы «Труд», помазок из натуральной щетины, прави?ло. Всё. А, ещё парфюм под названием «Лосьон огуречный», у него и запах такой, словно водку только что закусили огурцом. Но это не для запаха, а для дезинфекции, ибо порезов от такой бритвы получаешь так много, что я лично выглядел, словно перерезал себе горло.
— Вилкой в глаз или в жопу раз, — раздалось откуда-то сзади, и сразу в след за этим последовало мерзкое хихиканье.
Я чуть повернул голову и увидел в мутноватом зеркале рожу давешнего Жорика, а рядом с ним совсем молодого субтильного субъекта, как раз это хихиканье и производившего.
— Очень смешно, — сказал я, развернувшись.
И тут же, без предупреждения, отправил правую стопу в район Жориной промежности.
— Ёк, — сказал Жорик, складываясь пополам, но я ему этого не позволил, а сбив бедром с ног, сграбастал за шею левой рукой и крепко прижал к себе.
Зубная щётка в правой руке, сделав кульбит, развернулась ручкой вверх.
— Как ты понял, я свой выбор уже сделал, — громко произнёс я, перекрывая его стоны. — А что скажешь ты?
И сделал движение, будто хочу воткнуть ему рукоятку щётки в правое око. Как бы ему ни было больно, но страх потерять орган зрения был сильнее и Жорик дёрнулся, залопотав даже что-то членораздельное. Что-то типа «писец тебе, одноглазый». Писец так писец. Я всё же двинул его в глаз. Не сильно и кулаком, но на какое-то время мы с ним сравнялись, только в этом, конечно. Умеющий мерзко хихикать дрищеватый парнишка куда-то делся, как и все остальные посетители умывальника. Ну ладно, без свидетелей даже лучше. Пинать поверженного противника я не стал, нацепил слетевший шлёпанец и пошёл к себе в номер, размышляя о том, что только что совершил необдуманный поступок и нажил себе врагов.
Только вот однажды довелось мне прочитать интересную книжку под названием «Хагакурэ»* [*Хагакурэ (1709–1716) — «Сокрытое в листве», практическое и духовное руководство воина, представляющее собой собрание комментариев самурая Ямамото Цунэтомо. (Дзётё Дзинъэмон Ямамото, 1659–1719), вассала Набэсима Мицусигэ, третьего правителя земель Хидзэн (в наши дни это часть префектур Сага и Нагасаки в Японии)]. И одна фраза запала мне в душу, поскольку человек на другом конце земного шара и сотни лет назад невероятно чётко сформулировал именно то, что было важным для меня: «Достоинство — это внешнее проявление непоколебимого самоуважения. Оно делает человека человеком. Это — глубокая вера в то, что человек скорее умрет, чем позволит другим презирать себя». Так что нечего бояться мести какой-то швали. Если он не понял, что именно я хотел ему сказать, то это его проблемы, а не мои.
В пятницу вечером Дима встретил меня, радостно потирая ладони:
— Так, Костян, всё на мази?. Завтра к десяти подойдём к парням, с тобой побазарят, если всё норм, то успеем на рынок. А если задержимся, то в воскресенье сходим, не страшно.