Тёмная потерна (СИ) - Страница 67

Деревня Ерохино действительно была заброшена, причём давно, собственно, от деревни осталось всего два дома и несколько поросших кустами и бурьяном холмиков, обозначивших места, где раньше были другие избы. Однако кое-что мы, всё же, нашли — следы. Следы от колёс, судя по всему, телеги, запряженной в крестьянскую лошадку.

Это был тревожный знак, неведомая сила, выполняющая в этом мире роль демиурга, видимо с бодуна решила немного уравновесить нас с Тьмой в плане транспортных средств — нам дали машины, движимые превращённым в жидкость угольком, а нашим антиподам-адаптантам — лошадок. Чёрных таких, вороных, почти копия как у назгулов были во «Властелине колец», только сколопендры в ноздрях не живут. Наверное. А нас лошадей нет, от слова совсем, те, что попадают к нам в результате нападения на поселения адаптантов, дохнут как, гм, кони. Не помогает ничего, ни ласковое слово, ни кнут, ни свежайшее сено, ни торба овса. Сивки-бурки, вернее, вороные, там масть одна, ложатся на землю и издыхают, категорически отказываясь идти на контакт. Так что живые кони доступны только им, а нам металлические, такой вот расклад.

Между прочим, это привело к одному забавному казусу — за десятки лет сюда провалилось достаточно людей из некой, как бы это сказать, социальной группы под названием казаки. В своё время мне довелось пообщаться с одним таким, в форме, лампасах и медалях раз так в семь-восемь больше чем у меня. Дело было в поезде, делать было нечего, и я спросил:

— Мужик, ты вот мне объясни — казаки это кто?

Казак, огладив казачьи усы, разразился пространственной речью об истинно русских истоках казачества, о славном пути, о верности долгу, о чести, о защите государя, о том, что казаки всегда верно стояли на страже границ государства и так далее. Но вот кто такие казаки, он так и не сказал.

Я спросил снова:

— Это я понял, но кто вы? Что такое казак? Вот есть байкеры, есть продавцы пирожков, есть геи, и про всех можно сказать — байкер, это тот, кто гоняет на мотоцикле и спит с ним в обнимку, продавцы пирожков — это те, кто продаёт пирожки, геи — это те, кто сношает друг друга в зад. А казаки — кто?

Казак, не знаю его звания и принадлежность к войску, слегка напрягся, от того, что я поставил его в один ряд с такими подозрительными личностями, и даже открыл рот, чтобы ответить, но вынужден был закрыть его, ибо ответа не было. Но затем он вспомнил и радостно выдал:

— Некоторые считают нас субэтносом!

Я понял, что если буду продолжать, то, невольно, могу обидеть в общем-то нормального дядьку. Ну хочет мужик ходить в маскарадном костюме и носить значки, это его выбор, в конце концов. Но потом эти люди встречались мне всё чаще и чаще, иногда я слышал о создании каких-то казачьих дружин, о наведении ими порядка, ещё о каких-то телодвижениях, и всё отчётливей и отчётливей понимал — эти люди играют. Это такой вариант русских толкиенистов, реконструкторов, называйте как хотите. Просто они, вместо выдуманной реальности взяли ту, что была на самом деле, недавно, всего сто лет назад. И каким-то образом убедили себя в том, что если они оденут древние одежды, возьмут тупые шашки и станут есаулами и хорунжими, то случится чудо, прошлое вернётся и они снова будут казаками. То есть особой, именно социальной, группой, находящейся на привилегированном положении и выполняющей реальные военные задачи. Только вот беда — сменилось аж две формации, и в нынешнем государственном устройстве просто невозможно прописать «народ-войско», это, увы, позапрошлый век.

В общем, другие слои также имели потомков всяких терцев и кубанцев, и в какой-то момент их критическая масса достигла той точки, что встал вопрос о создании Вышинского войска. Был выбран атаман (убитый, правда, при загадочных обстоятельствах через год), был сформирован круг, и казаки начали пытаться занять свою нишу, своё место под местным солнцем. Традиционные казачьи профессии — война и охрана общественного порядка путём избиения обывателей нагайками и топтания конями — не нашли применения и здесь. Для войны и охраны границ была армия, народ на улицах на митинги не собирался, почти, а дебоширов вполне профессионально паковали менты. Был предложен вариант заняться возрождением сельского хозяйства путём создания станиц, и такие станицы даже есть, и люди там ничем не отличаются от остальных, только одеты странно. Но была ещё одна проблема, вызвавшая язвительные насмешки у плохо воспитанных граждан — абсолютно все казаки ходили пешком. Ну, или ездили на машинах, но вот лошади… Кони, кавалерия, лава, ветер, треплющий чубы, разрубленный на полном скаку ивовый прут — увы, всего этого они были лишены.

След шёл точно посередине того, что когда-то было частью деревенской улицы, и терялся где-то на северной окраине, уходя, как и положено, во Тьму. Первым моим порывом было, разумеется, бежать, причём быстро, поминая добрым словом отцов-командиров, подтянувших мои физические кондиции. Его, порыв, разделял и Валера, схватившийся сразу за карабин и обозревающий окрестности через оптический прицел. Однако в следующее мгновение я понял, что непосредственной опасности нет, я её не чую. Доверять этому «барометру» или, если хотите, «радару» была та ещё авантюра, но тут в действие включился рассудок. След был один, кто-то, возможно даже группа, проехали здесь сидя на телеге, так? А когда? А давно, вот когда. Летом, не осенью даже, тут природа восстанавливается весьма странно — естественные процессы вроде текут сами по себе, а сломай ветку, так на ней и через два месяца листья зелёные будут, словно это вчера случилось. Вот и здесь, трава примята и она короче и ярче, чем окружающая, у той, вон, кое-какие стебли уже пожухли. Не, это было давно, не вчера и даже не в сентябре. Следы копыт… Ну-ка, ну-ка, подкова. И колёса у телеги как от машины, в смысле, с протектором.