Тёмная потерна (СИ) - Страница 8

— Петров, — сказал кэп в трубку, — да, да, так точно! Понял, тарищ полковник. Да. Есть.

Трубка легла на рычаги, и НКВДшник Петров вперил в меня свои серые невыразительные глаза.

— Может не будем ломать комедию, гражданин Нагорнов? — жёстко произнёс он, но меня это не проняло.

Я так устал, что был рад любому развитию сюжета, лишь бы скорее очнуться. Но не тут то было! Убедившись, что я не собираюсь прекращать свои ломки комедий, Петров отправил меня в некий «особый отдел», расположенный в другом здании, правда, всего в десяти шагах. Ходил я туда не один, а в сопровождении вооружённого карабином солдатика. Там с меня сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Фотоаппарат откровенно порадовал — тренога, светлый полированный ящик, занавеска, под которой скрылся фотограф и настоящая магниевая вспышка. Не понравилось, что фотографировали меня в полный рост рядом со шкалой, обозначившей этот самый рост, затем в анфас, но с табличкой, где мелом, от руки было накарябано «Нагорнов К.А. предп. 46 л, 16.08.32 (у.г.)». Чего к чему? Третья фотка была в профиль, после чего меня вывели обратно, но, вместо того, чтобы вести в кабинет капитана Петрова, погнали в другую сторону. Я хотел перемен? Получите! Увидев, что за гостеприимно распахнутой дверью находится натуральная камера, я попытался взбрыкнуть, но военный лениво посоветовал:

— Не менжуйся, мужик, проверят тебя и, если всё нормально, выпустят.

— А если не нормально? — заволновался я.

— А если не нормально, то не выпустят! — радостно сообщил воин с погонами младшего сержанта. — Давай, заходь.

Обстановка в камере была более чем скудной. Собственно, в узком как пенал помещении была лишь пристёгнутая к стене койка, которую «малёк» откинул, открыв замок имеющимся у него ключом. В углу стояло пованивающее ведро, а за трубой, вероятно, отопления, а может и водоснабжения, была заткнута газета. Маленькое оконце под потолком за интерьер можно не считать, как и тусклую лампочку, дающую, впрочем, достаточно света из-под плафона в виде решётки.

— Давай, если что, кричи, — зачем-то посоветовал мне караульный, и впервые в жизни за моей спиной закрылась дверь камеры.

Кровать представляла собой топчан из досок, вероятно, сосновых, толстых и, как я заметил, довольно сильно отполированных чьими-то телами. То есть, помещение не простаивает. Видимо исключительно ради удобства, цепи, которые не давали топчану упасть вниз, были чуть короче, чем нужно для идеально горизонтального положения, так что я буквально через пять минут скатился вплотную к стене, покрытой унылой, зелёной краской по штукатурке. Очень весело! Второй нюанс лежанки стал очевиден спустя ещё десять минут — она была рассчитана на рост максимум 165 см, и мои стопы свисали с краю. Мастера, изготовившего это произведение мебельного искусства, звали не Прокруст, случаем, нет?

Как ни странно, я заснул. Если этот термин применим, конечно, в моём случае. Или, скажем так, возникла иллюзия, что я заснул во сне, и проснулся от скрежета ключа в замочной скважине.

— Нагоров, на выход! — произнёс чей-то гнусавый голос.

Явно не того сержантика, что меня сюда поместил.

Я соскочил, вернее, едва не свалился с топчана. Машинерия тела, пробудившегося ото сна в неудобной позе, заработала по полной и начала посылать мне сигналы в виде болевых импульсов, причём из мест, которые я и не помню, чтобы ушибал. Кряхтя, словно старый дед, я выпрямился и, растирая лицо руками, направился к выходу. Хотя мою фамилию и переврали, но в камере всё равно кроме меня никого не было.

— Куда? — перекрыл мне дорогу невысокий полненький солдатик. По привычке я отметил «соплю» у него на погоне — ефрейтор.

— Парашу я за тебя буду выносить? — осведомился пухлый.

— А? — не понял я, но потом дошло. — А, я это, короче, не надо ничего.

— Чево-о? — не поверил ефрейтор и прошёл в камеру, придерживая карабин на плече обеими руками.

Заглянул в ведро, морщась от запаха, затем глянул на меня с подозрением. Может думал, что я припрятал содержимое где-то в камере? Мне вдруг пришла идея запереть его на киче самого, ведь для этого нужно было всего лишь закрыть дверь. Но, к счастью, я делать этого не стал, потому что ключ от камеры ефрейтор носил с собой, вот смеху то было бы, поддайся я мимолётному импульсу! Мы поднялись из подвала, прошли по плохо освещённому коридору первого этажа и оказались перед дверью с табличкой «Оперуполномоченный». А капитан Петров был оперуполномоченный МГБ? А это просто оперуполномоченный? Ага.

Ефрейтор постучал по косяку, ибо эта дверь тоже была обита чёрным дерматином. Ответа я не услышал, но у пухлого слух был, видимо острее моего, потому что он приоткрыл дверь, просунул туда голову и совершенно подобострастным тоном сообщил:

— Нагорова привёл, тарищ майор.

— Заводи! — послышался довольно весёлый голос.

— Заходь, — сурово велел мне ефрейтор, и я опять оказался в царстве казёнщины.

Впрочем, тут наблюдались явные отличия от кабинета предыдущего особиста. Во-первых, этот был больше. Во-вторых, столов было два, один большой, с зелёным сукном в середине, прикрытым толстым стеклом. За ним и восседал «тарищ майор». Второй стол был поплоше, хотя не совсем уж убитый, он стоял торцом к первому, образуя немного коротковатую ножку в литере «Т». Шкафов было больше, штуки четыре, причём у пары, стоящей в углу, створки были глухие, но, зато, с дырами размером с пятирублёвую монету. Видимо чтобы сразу было видно, есть что-то в шкафу или нет. В этом было, какие-то папки, а так же книги. На столе у майора тоже было богаче — чернильниц две штуки, круглый стакан из некоего металла, напоминающего латунь, в котором торчали несколько карандашей. Телефон, копия как у капитана, но этот стоял так, что мне была видна желтоватая надпись «инв. N 214». На стене, между окнами, те же два портрета, а на противоположной карта какого-то региона, не вызвавшая у меня никаких ассоциаций.