Петрович, даром что склочный мужик, водителем оказался опытным, не зря ему самое ценное доверили — жизни клиентов. Броневик плавно набрал скорость около двадцати километров в час и проскочил мост в секунду. В какой-то момент что-то затрещало, громко и неожиданно, так что сердце ёкнуло, но мост даже не шелохнулся. Молодец, мужик!
Теперь последнее.
— Командир, бензина надо слить, — сказал я, пока раненых усаживали обратно в транспорт.
— Нафига? — удивился он.
— Мост сжечь.
— А! О! Да, это мысль, — согласился он.
Подошёл М-3, полаялся немного с Петровичем, но получил полную канистру. Пламя от гигантского костра было видно за километр, наверное, но затем дорога свернула в лес, и лишь столб дыма указывал на то, что тут снова похозяйничал человек. И даже если адаптанты его увидели, то шансов догнать нас у них было всё меньше и меньше.
До базы добрались без происшествий. На повороте к усадьбе раненых перегрузили в «Скаут», туда же сел Коля и они рванули к военным, там и врачи есть, да и про адаптантов нужно сообщить, а мы пешком потопали к себе, в броневик с «гостями» нас, разумеется, не пустили. Самой проблемой оказалось выгрузить нашего казахского друга — тот впал в полную прострацию и что-то бормотал, обхватив себя за плечи и раскачиваясь, словно у него внутри был маятник. Бога своего он уже не номинал, равно как и его противоположность, я вообще сомневаюсь, что это была речь. Однако что такое пинок осознал, даже глазами стрельнул в сторону Васенина, но из машины выпрыгнул, оставив и мешок свой, и оружие. И лужу — обмочился в какой-то момент, давно, видимо, уже высохло почти всё.
Барахло распределили между нами, в том числе и сидор Илюши, набитый чем-то тяжёлым. Я не удержался, пощупал — могу, конечно, ошибиться, но предмет был сильно похож на завёрнутую в ткань бутылку. И рядом была ещё одна. И нафига? Говорили же, что после операции нальют всем, или он проставиться хотел, типа на общий стол? Что-то сомневаюсь. Да и бог с ним, будем надеяться, что принял он лёгкую и быструю смерть.
Отходняк, всё-таки, начался, причём уже вечером, за ужином, вернее, поздним обедом, потому что поначалу, разумеется, никто и не помышлял о еде. Я, например, размышлял о том, стоит ли всё это пятисот рублей? И ответ напрашивался один — не стоит. И тыщи не стоит, и двух. А вот пяти…? Ну, не знаю. Слишком много ошибок, если их учесть, дабы не допустить повторения, то… Это я к тому, поеду ли сюда ещё раз. Нет, не именно сюда, с фирмой «Парус» мы разойдёмся, как в море корабли, и я забуду её как страшный сон. Но вообще, насколько я понимаю, вариантов немного — или ты вхож в круги, близкие к небожителям, и имеешь свой гарантированный кусок хлеба с маслом, или уходить на вольные хлеба. А воля она здесь, на Дикой территории.
За ужином выпили за упокой души погибших, и я лишь спустя несколько минут понял, что не вижу Серёги. Причём не смог вспомнить, когда видел его в последний раз.
— А где Ерказы? — спросил я. — Ну, казах?
— Ерказы Бегимов, к сожалению, не выдержал стресса и получил психическое расстройство, — деревянным голосом сообщил Николай.
— И…что с ним теперь будет?
— Ну, это уже наша забота, — жёстко ответил он, сверля меня глазами.
Вот как? Ну, ладно, в принципе, я помнил и про молчать, и про то, что тут не всё делается по закону. Главное, мы живы! И даже психически здоровы. Почти. Дима, вон, на водочку налегает, да и мужики из «Паруса» не отстают.
— Тогда за нас, тех кто выбрался, — предложил я тост.
Чокнулись, водка пролетела по пищеводу как вода, я даже стопку понюхал — нет, сивухой пахнет. Потом последовала ещё одна, уже без тостов, потом ещё. Потом выпили за командира, потом за снайпера Пы-Петю, тот пытался что-то сказать, но не смог и под ржанье опрокинул стопарь в себя. Закуска уже смешалась — отварной язык с хреном, квашеная капуста, мочёные яблоки, салат, солёные грибы. В какой-то момент стало совсем плохо, едва успел добежать до нужника, который тут пристроен к сеням, вроде как не на улице получается. Там меня вывернуло, но, как ни странно, стало легче именно на душе, видимо часть алкоголя успела всосаться в кровь. Умылся, даже череп холодной водой облил, потом просто сидел, пил холодный, почти ледяной морс. Неожиданно разбавил его водкой, выпил, стало лучше, захотелось есть и стало совсем хорошо.
— Значит так, мужики, — серьёзно произнёс Николай, когда мы выгрузились из той же самой полуторки на окраине Вышинского, — на счёт условий вы в курсе ведь?
Под ложечкой засосало. Сейчас начнёт стоны про неудачную поездку, потерянный транспорт, убытки…
— Контракт не подразумевает дополнительного вознаграждения, но… Мы считаем, что без вас ещё не известно, как бы мы выбрались, так что… В общем, вот вам по штуке, за счёт этих…, — он мотнул головой куда-то назад, — им они уже не понадобятся. А с начальством я сам решу. И… Спасибо!
Он протянул ладонь правой руки, одновременно протягивая левой сложенную вдвое и перетянутую резинкой пачку денег. Довольно пухлую.
— Да-э… ладно.
Я сжал его руку и спросил:
— А что, Ерказы тоже денег не получил?
— О, — Николай выждал секунду и отвёл глаза, — Бегимов совсем с катушек слетел, застрелился, в общем. Недоглядели…
И добавил ещё одно слово:
— Тьма.
Да, Тьма. Тьма это серьёзно, это… тяжело, что и говорить, даже сейчас давит, на душе погано, хотя тут и похмелье сказывается, подняли-то нас всё равно ни свет ни заря. Сейчас бы полежать в ванне, а ещё лучше…