Тёмная потерна (СИ) - Страница 46


К оглавлению

46

— Дима? А у вас тут бани есть?


Последствия наших похождений всё же имели место быть. Нет, не физические, в смысле, со здоровьем всё было о'кей, я даже в какой-то момент подумал, а не позвать ли в баню Зинулю, всё-таки битва способствует выбросу тестостерона и вообще. Но потом вспомнил, что уже уступил даму приятелю, так что пришлось умерить пыл. В бане мы ещё накатили, но уже немного, литр на двоих. В какой-то момент я достал полученные купюры и отсчитал двести рублей. Мозг, ещё способный удивляться, отметил, что денежные знаки перетянуты резинкой, и я уставился на неё, словно это была какая-то неведомая зверушка, силясь понять, что в этой резинке не так.

— Гандон, — пьяно заявил Дмитрий.

— Кто? — спросил я через полминуты.

— Это, — Дима протянул руку и попытался схватить пальцами резинку, но промахнулся.

До меня дошло.

— Ис-поль-зо-ванный? — спросил я, удивляясь, что почти не испытываю брезгливости.

Приятель посмотрел на меня мутным взором, затем нахмурил брови и отрицательно помотал головой.

— За это в репу можно, — сообщил он.

— Можно, — согласился я, подумав.

Спустя ещё пару минут я протянул ему купюры.

— Это чего? — пробормотал он.

— Рэд, — пояснил я.

— Какой ещё, нахер, Рэд?

Дима держал банкноты в раскрытых ладонях, словно не представлял что это такое вообще.

— Ты Рэд, — сообщил я ему, как мне кажется, спустя ещё минуту.

Мысли стремительно разбегались и требовалось время, чтобы собрать их в кучку.

— Я Рэд? — искренне изумился он.

— Ага! — обрадовался я, что товарищ понял мой посыл. — Ты Рэд и это твои двадцать…

Слово «процентов» почему-то никак не произносилось, превращаясь в какой-то бессмысленный набор звуков. Но Дима понял и даже возмутился.

— Бляха, Костян! — деньги полетели на стол. — Ты меня за кого держишь? Это я… Он полез в карманы одежды, но потерял равновесие и едва не сверзился на пол.

— Вот! — поверх моих денег шлёпнулась пачка потолще. — Это я тебе…

Тут Дмитрий задумался, но затем вспомнил, что хотел сказать:

— Должен.

«Бито» — подумал я, глядя на банкноты.

— За тебя, дружище, — протянул я Димке стопку.

Тот факт, что часть водки в процессе разлива попала на доски стола, не имел никакого значения.

— За тебя, — с чувством произнёс он.

Последние остатки рассудка я потратил на то, чтобы отсчитать из кучи две сотни, запихать их в свою пачку, при этом резинка от трофейного презерватива не выдержала и мы выпили за то, что немецкие гандоны — полное говно. Дальнейшее я помню смутно, вроде бы мы не хотели уходить из бани, потому что вызвали девочек, но банщик утверждал, что это не так и мы его немного побили. Потом приехали какие-то люди в форме и с оружием, но, вместо того, чтобы арестовать нас, побили банщика и выпили с нами ещё водки.


Утром, вернее около полудня, когда гномы с отбойными молотками у меня в голове утомились и ушли на обед, я пересчитал банкноты. Не хватало приблизительно сотни, и примерно столько же не досчитался Дима, тоже страдающий от абстиненции. Но как мы не силились вспомнить, ничего не вышло — две сотни просто испарились и с этим ничего уже нельзя было поделать.

Потом, словно сговорившись, тему поездки мы обходили стороной, а начавшаяся рабочая неделя немного отвлекла от тяжких воспоминаний. Но последствия, всё же, были и одно из них, свидетельствующее, что если с физическим здоровьем всё хорошо, то психическому нужно уделить больше внимания, случилось спустя всего день, во вторник, опять в том же умывальнике. Как вы уже, возможно, догадались, не без участия моего заклятого друга Жорика. Я-то, наивный, думал что вопрос «исперчен» и стороны конфликта забыли и проехали. Но я ошибался.

На сей раз Жорик подтянул тяжёлую артиллерию в лице некоего глыбоподобного существа с лицом образцово-показательного дебила — низкий лоб, близко посаженные глазки без проблесков интеллекта, украшал это творение зловещего вида шрам, тянущийся от левой скулы до подбородка. Вид у мужика и впрямь был устрашающий, причём я был уверен, что он действительно может убить меня одним ударом. Он знал, что силён, бравировал и злоупотреблял этим, я таких уже встречал.

— Чё, одноглазый, базар к тебе есть, — встал передо мной Жорик, широко расставив ноги и сложив руки на впалой груди.

Малец, видимо в ранге шестёрки у шестёрки, нервно прохаживался на периферии. Наверное, можно было выслушать претензии, и даже что-то ответить. Можно было попытаться решить конфликт мирным путём. Можно было. Бы. Но я не стал. Жорик дурак, а дураки, как известно, не учатся даже на своих ошибках. Яростная темнота на ничтожную долю секунды застила глаза, и моя нога во второй раз нашла его тестикулы, вместо «ы-ых» он сказал громкое «я-аа!» и скукожился в позе зародыша. Человек-гора пришёл в движение, неумолимое и фатальное, как лавина, и такое же тупое. Я ушёл с линии атаки, одновременно налетев на дрищеватого прихвостня. Тот, от чего-то, решил проявить себя бойцом и вынул из кармана нож-бабочку, но, пока он выписывал им кренделя, я, ничтоже сумняшеся, двинул его в ухо, отправив минимум в нокдаун.

Голем за спиной был чертовски силён, это чувствовалось даже на расстоянии, и для придания ускорения своим частям тела, таким как рука, например, ему тоже нужна была немалая сила. Так что громкое «уф» означало, что я в опасности. Перекат вперёд, глаз успел зафиксировать, куда отлетел ножик, бугай восстанавливает равновесие, и… тяжело дышит. Да, брат (хоть ты мне и не брат, брат), или качалка, или бокс, не бывает ловких качков. А ты качок, причём перекачан до безобразия. Бить его бессмысленно, шея толщиной с голову, до глаз могу не достать, даже мужское достоинство надёжно прикрыто толстенными колодами бёдер. «Пуф-пуф» — пытается пробить он двойку по широкой дуге. Ну, мужик, так, даже не интересно.

46