Тёмная потерна (СИ) - Страница 97

Впрочем, это не совсем «сух», вернее — это именно СУХОЙ паёк. Консервов тут мало, новые если только в стеклянных банках закатывают, жестяных нет. Производство ведь, на самом деле, не сложное, в городе даже такой заводик есть, но нет сырья — жести для банок. Так что сухой паёк в современных реалиях, это немного крупы или макарон, кусок вяленого чуть не годами мяса, типа хамона испанского, в котором канцерогены убили все возможные бактерии. Зимой ещё сало солёное, хлеб или сухари, пряники, обычно чёрствые, они компенсируют недостаток углеводов, одновременно являясь источником «сладкого». Чай, соль. То есть, на ходу перехватить только сало с хлебом можно, а остальное варить. Но кто ж откажется от свежей кабанятины, поджаренной над углями?

Перекусили, посидели с полчасика, состряпали нодью, чтобы было понятно, что это такое, после чего я велел поднять брёвнышки и поставить их стоймя у берёзы.

— Нафига? — удивился Рома и тут же высказал догадку. — А, мы, типа сюда вернёмся ещё?

— Может вернёмся, а может другой кто наткнётся на это место — для стоянки тут очень неплохо. И дрова уже есть, они так пару лет простоят, а на земле за лето сгниют.

Служба шла ни шатко, ни валко, глубокой разведки сейчас не было, в основном караулы, да тренировки. Парни развлекались подлёдной рыбалкой, ещё раз выходили на охоту, завалили лося и, прикинув один орган к другому, решили поменять часть мяса на другие дары природы в деревне. Мужики там сидели сиднем, и страшновато выходить в одиночку, и не все они охотники, у них, насколько я знаю, дежурить обязаны все члены общины или, если хотите, колхоза. Никаких дополнительных оплат и так далее, просто есть график и ты обязан отсидеть в деревне положенный срок. И деревенские, будучи прижимистыми по определению, не шибко баловали караульных в плане питания, скудноватый у них стол был, только яйца свежие, да козу на зиму оставляли, чтобы молоко давала. А вот медок для торговых операций у них был припрятан, это мы знали, и яичек они могли выделить, а то зимой у нас на завтрак одни каши, даже по воскресеньям не всегда яйца были.

Загрузились, что твои фрицы — млеко, яйки, мёд, только машина союзников, и сами мы не в немецкой форме. Покалякали немного о том, о сём, угостили мужиков сигаретами, да и покатили обратно. Проезжая мимо «борделя», натолкнулись на странное зрелище — навстречу не спеша ехал «Харлей» с коляской. За рулём, в тулупе и надвинутой на самые очки мохнатой шапке, сидел бородатый мужик, а в коляске, судя по всему, женщина, одетая во что-то очень уж светлое. Спустя секунду я понял, что одета она только в то, в чём появилась на свет. Я не спорю, есть моржи, есть любители крещенских купаний, но что-то сомнительно мне, что кто-то в здравом уме захочет нагишом, зимой, кататься на мотоцикле. Дорога узкая, не разъехаться, у мотоцикла была задняя передача, но «байкер» явно не обладал достаточным опытом, и предок культового транспортного средства тупо заехал задним колесом в сугроб. Нам не оставалось ничего другого, кроме как помочь вытащить странных экстремалов, или столкнуть колымагу бронированной мордой, чего мы, конечно, делать не стали.

Бородач повёл себя очень подозрительно — вместо того, чтобы слезть с мотоцикла и принять участие в выталкивании, он лишь сунул правую руку за пазуху. Девица сидела тоже какая-то напряжённая, и, подойдя ближе, я увидел торчащие над краем коляски колени — она явно была очень высокой, раз не поместилась сюда. Глаз, против воли (да кого я обманываю! Ничего он не был против!) задержался на её груди, но тут мозг отметил одну очень подозрительную деталь. Девушка была связана. Соображая, что за хрень тут творится, я перевёл взгляд на её лицо, отметил синяк на скуле, довольно крупный, но тонкий нос, сбившиеся в неопрятный колтун чёрные волосы. Далее — сжатые в тонкую линию губы без единой кровинки, и трясущийся подбородок, цвет глаз различить не удалось, так как они были закрыты. Затем я понял, что девушку бьёт нешуточная дрожь. Не, ребят, это нихера не садо-мазо игры, это что-то другое. «Ломают, ты знаешь как…» — всплыли в мозгу сказанные Ромой дней пять назад слова. Даже не совсем ещё отдавая отчёт в собственных действиях, я рывком расстегнул ремень с кобурой, одним непрерывным движением прошёлся по пуговицам на тулупе, снял его и накинул на плечи девушки.

Карие глаза открылись, и с трудом разлепившиеся губы едва слышно прошептали: «не надо». Надо! Ещё как надо! Тело женщины, неожиданно тяжёлое и неуклюжее, не хотело вылезать из коляски, тут ещё водитель протянул руку, явно чтобы мне помешать и тогда я, отпустив девушку, изо всех сил двинул ему в ухо слева. Тот кулём свалился с седла, а я обошёл коляску и рывком выдернул пленницу из люльки. Нести её было недалеко, но девица оказалась на удивление тяжёлой, да ещё никак не помогала мне при транспортировке, а просто безвольно повисла на моих руках.

Лишней одежды у нас не было, только то, что на себе, но парни уже сообразили, скинули дохи, девушка, едва её положили на один из расстеленных на полу тулупов, съёжилась в позе эмбриона и мы укутали её, как могли. Изверг-мотоциклист между тем поднялся и даже лопотал что-то возмущённое. Ярость уже застилала мне глаз, я сделал пару шагов в его направлении, тот всё понял, видимо, сунул руку за пазуху и даже вытащил пистолет. Но я уже бил. Бил, пока не свалилась шапка, разбил ему очки и себе костяшки пальцев, разбил ему губы, немалого размера нос и, наверное, забил бы его совсем, если бы Дима с Гошей меня не оттащили. Ваххабит, это был один из людей Мамеда, управляющего борделем, подвывая и пачкая снег кровью, пытался уползти на обочину, я вырывался, пока не услышал: